Что делать врачи хотят лечить. О медицине, или почему врачам не выгодно нас лечить

Ксения Коваленок, руководитель медицинского центра «Милосердие». Фото: Павел Смертин, февраль 2018 года

«В больнице я научилась доверять Богу»

Если Ксению Коваленок попросить назвать пять слов, которые лучше всего ее характеризуют, то она ответит «врач, врач, врач, врач, врач». Врач-педиатр, паллиативный врач, главный врач медицинского центра, в котором работают сразу несколько проектов службы «Милосердие»: Центр реабилитации для детей с ДЦП, детская выездная паллитативная служба, респис и проект поддержки особого детства «Дети.pro».

Все это — должность за должностью, ответственность за ответственностью — появились в ее жизни как будто без ее инициативы, то ли случайно, то ли промыслительно. Она хотела быть медсестрой – не лечить больных, а ухаживать за ними, просто быть рядом и помогать. А стала врачом, который работает с неизлечимо больными детьми.

В 1991 году Ксения, тогда выпускница школы, пришла в Свято-Димитриевское училище сестер милосердия. Это был самый первый набор студенток, училище было вечерним, и сестры милосердия почти сразу начали работать в отделениях Первой градской больницы. Это сейчас там опрятные палаты и почти комплект персонала. А тогда, вспоминают сестры, больные лежали в коридорах, а от запаха можно было дышать лишь в пол ноздри. Во время учебы Ксения работала в травматологии, потом – реанимации.

Главное, чем ее научила работа в больнице, — доверять Богу, — вспоминает Ксения. Потом, когда она столкнется со страданием неизлечимо больных детей, это поможет не отчаяться и принять все как есть.

— В моей жизни были ситуации, когда я требовала от Бога, чтобы он мне показал, почему все случилось именно так. И Он показывал. Теперь я Ему просто доверяю.

Были разные случаи. Однажды в отделение травмы попал 20-летний парень: упал с балкона, сломал два ребра. Мы, санитарки отделения травмы, были в белых косынках с крестом, поэтому нас порой воспринимали как «ангелов», просили помолиться. А я была такая новоначальная, горящая, и мама этого молодого человека ко мне подошла и попросила молиться за Олега. Я тогда подумала: чего она так беспокоится, подумаешь, два ребра сломал, все же будет хорошо. Но, конечно, молилась.

В рабочем кабинете

Вскоре прихожу в отделение, а Олега нет. Думаю — выписали уже. А потом оказалось, что он умер — врачи вовремя не заметили внутреннего кровотечения.

Я была в шоке. Как это могло произойти: умер здоровый с виду парень, двадцатилетний, за которого я так молилась! Для меня это было серьезным испытанием.

Но придя вечером на занятия в училище, я услышала рассказ одной из наших сестер, которая как раз работала в реанимации этой травмы. Во время ее дежурства молодой человек с тяжелым перитонитом стонал и говорил: «За что?». Сестра подошла к нему, спросила: как ты сам думаешь, почему это с тобой случилось? И он вдруг стал просить у Бога прощения.

Вот в этом состоянии, в мольбе о прощении он умер. И оказалось – это Олег, упавший с балкона, о спасении которого я так молилась. Только о спасении чего — жизни или души? Значит, для спасения души было так нужно.

Сейчас я воспринимаю жизнь и смерть в прямой связи, как нечто целое, без противоречий друг с другом, потому что знаю, что Господь просто так ничего не делает.

«Врачом я быть не хотела»

Ксения хотела быть медсестрой – не лечить больных, а ухаживать за ними, быть рядом. А стала врачом, который работает с неизлечимо больными детьми

Работая медсестрой в реанимации, Ксения поступила в медицинский институт на педиатрию, хотя раньше не было желания стать врачом, тем более детским, но – «если уж учиться на врача, то нужно знать, как лечить и детей, и взрослых ». Осваивать новое, а потом идти туда, куда никто не хочет идти, кажется, было ее программой. Еще во время ординатуры, а потом после окончания института Ксения работала в поликлинике – оттуда все хотели сбежать и оставались разве что от безнадежности, а ей нравилось. Был свой участок, к которому были прикреплены 700 детей, они росли у нее на глазах.

Все изменилось однажды весной, как раз после эпидемии гриппа, когда у Ксении было по 40 вызовов в день. Позвонил епископ Пантелеимон, духовник Свято-Димитриевского сестричества и руководитель православной службы помощи «Милосердие» — в то время служба была гораздо меньше, десятка проектов еще не существовало. Владыка сказал, что Центру реабилитации детей с ДЦП нужен руководитель. Предполагалось, что это временно. Особого желания идти туда у Ксении Владимировны не было: «неврология меня пугала, я не хотела работать с теми, кого нельзя вылечить». Но жизнь так повернулась.

Ксения Владимировна оказалась в центре реабилитации, а через несколько месяцев в Марфо-Мариинскую обитель, где это центр находится, приехал отец Александр Ткаченко – основатель первого в России детского хосписа. И как-то стало ясно, что и Москве хоспис тоже нужен – нет, не нужен, необходим. Чтобы понять, сколько детей в Москве нуждаются в хосписной помощи, создали детскую выездную паллиативную службу «Милосердие» . Тогда, в 2011 году, эта служба была единственной в Москве.

И оказалось, что дети с онкологией составляют не самый большой процент паллиативных больных, зато очень много детей с генетическими болезнями, тяжелыми последствиями травм и неврологическими патологиями. И они совершенно никому не нужны. В больницах и поликлиниках их родителям просто говорят: «Мы ничего не можем сделать, эта болезнь не лечится».

Что можно сделать, если «болезнь не лечится»

«Я сама удивилась, что мне понравилось заниматься с неизлечимо больными детьми. Я видела на лицах их родителей такую радость от того, что мы вообще есть, от того, что хоть кто-то рядом.

Ведь этих детей просто выписывают домой, и родители сами крутятся, как могут», — рассказывает Ксения Коваленок.

Хоспис хотели сделать в Марфо-Мариинской обители, но пока собирали деньги и думали, с какой стороны подступиться, были приняты новые государственные законы и нормы, и хоспис в обители так и не появился. Появился респис – несколько маленьких комнат, а в них шесть коек. У респиса нет лицензии на обезболивание, но у него есть другая функция – родители могут оставить здесь детей на месяц и отдохнуть — может быть, впервые с момента рождения больного ребенка.

«Врачей учат в институте, как вылечить болезнь, а когда болезнь неизлечима, врачи просто не знают, в чем тогда должна заключаться их работа. И наша работа – врачей-паллиативщиков – им кажется непозитивной, странной. Чтобы найти в этом смысл, нужно много чего увидеть и понять, не только медицинского.

Когда я работала в реанимации, очень много людей, которые по врачебным меркам должны были поправиться, умирали, и наоборот, люди, которые должны были умереть, выживали.

И я поняла, что мы не решаем судьбу больного – мы просто стоим рядом», — говорит Ксения Владимировна. Врач всего лишь проводник Божественных замыслов.

У Ксении Коваленок есть рецепт, как не отчаяться и не очерстветь душой, бесконечно сталкиваясь с чужой болью. Этот рецепт родом из Свято-Димитриевского училища сестер милосердия, и, кажется, спроси любую сестру, она ответит: “Как сказал владыка (епископ Пантелеимон), нужно пропускать чужую боль через себя и отдавать ее Богу”».

Но самое страшное – не столкновение с чужой болью, а ситуации, в которых нельзя помочь. Не вылечить – все эти дети неизлечимо больны – а помочь.

«Если мама не принимает диагноз и ситуацию, можно только стоять и смотреть, как семья разрушается.

Родители не разрешают оказать помощь, которую ты мог бы оказать: кого-то из детей нужно покормить правильно, через гастростому, чтобы он не давился, кому-то нужно снять спастику, обезболить. Но родители многого не делают, потому что считают: незачем ребенка «мучить», раз все равно его не вылечить.

Иногда, наоборот, родители слишком много энергии и сил тратят на борьбу с тем, с чем не нужно бороться, упорно пытаются излечить неизлечимо больного ребенка, поставить на ноги. Из-за этого семья теряет время, которые можно потратить на то, чтобы проводить его вместе, любить ребенка таким, какой он есть», — говорит Ксения Коваленок.

В практике детской выездной паллиативной службы есть множество примеров, когда семьи только через несколько лет перестают «ставить ребенка на ноги» и начинают оказывать ему ту паллиативную помощь, в которой он реально нуждается. И тогда жизнь семьи меняется. Конечно, паллиативная помощь – это не о больших чудесах, а о том, чтобы у ребенка не было пролежней и постоянной пневмонии из-за неправильного кормления. И эти «небольшие чудеса» происходят: время, проведенное с ребенком, оказывается, может быть счастливым, трудности – преодолимыми, а маленькие радости – большими.

В тему о врачах, убивающих долго, дорого и мучительно, по всем правилам медицинской науки. Старая, но правильная статья The Wall Street Journal.

Доктор медицины из Южной Калифорнии рассказал, почему многие врачи носят кулоны с надписью «Не откачивать», чтобы им не делали непрямой массаж сердца в случае клинической смерти. А также - почему они предпочитают умирать от рака дома.

Много лет назад, Чарли, уважаемый врач-ортопед и мой наставник, обнаружил у себя в животе какой-то комок. Ему сделали диагностическую операцию. Диагноз - рак поджелудочной железы. Операцию делал один из лучших хирургов страны. Он даже разработал операцию, которая утраивала вероятность прожить пять лет после постановки диагноза именно этого вида рака с 5 до 15 %, хотя качество жизни при этом было бы очень низким. Чарли был совершенно не заинтересован в операции. Он выписался из больницы на следующий день, закрыл свою врачебную практику и больше ни разу не ступил ногой в больницу. Вместо этого он посвятил все свое оставшееся время семье. Его самочувствие было хорошим, насколько это возможно при диагнозе рак. Спустя несколько месяцев он умер дома. Чарли не лечился химиотерапией, не облучался радиацией и не делал операций. Государственная страховка для пенсионеров Медикер почти что ничего не потратила на его содержание и лечение.

Эту тему редко обсуждают, но врачи тоже умирают. И они умирают не так, как другие люди. Поразительно не то, как много врачи лечатся перед смертью по сравнению с другими американцами, а то, насколько редко они обращаются к врачам, когда дело близится к концу. Врачи борются со смертью, когда дело идет об их пациентах, при этом у них самих очень спокойное отношение к собственной смерти. Они точно знают что произойдет. Они знают какие варианты у них есть. Они могут себе позволить любой вид лечения. Но они уходят тихо.

Естественно, врачи не хотят умирать. Они хотят жить. В то же время, они знают достаточно о современной медицине, чтобы понимать границы возможностей науки. Они так же знают достаточно о смерти, чтобы понимать чего больше всего боятся все люди - смерть в мучениях и смерть в одиночестве. Они говорят об этом со своими семьями. Врачи хотят быть уверены, что когда придет их час, никто не будет героически спасать их от смерти, ломая ребра в попытки оживить их непрямым массажем серца (а это именно то, что происходит, когда это делают правильно).

Практически все медработники хотя бы раз были свидетелями “тщетного лечения”, когда не было никакой вероятности, что смертельно больному пациенту станет лучше от лечения самыми последними достижениями медицины. Пациенту вспорют живот, навтыкают в него трубок, подключат к аппаратам и отравят лекарствами. Именно то происходит в реанимации и стоит десятки тысяч долларов в сутки. За эти деньги люди покупают страдания, которые мы не причиним даже террористам. Я сбился со счета сколько раз мои коллеги говорили мне примерно следующее: “Пообещай мне, что если ты увидишь меня в таком состоянии, ты меня убьешь”. Они говорят это на полном серьезе. Некоторые медики носят кулоны с надписью “Не откачивать”, чтобы врачи не делали им непрямой массаж сердца. Я даже видел одного человека, который сделал себе такую татуировку.

Лечить людей, причиняя им страдания, мучительно. Врачей обучают собирать информацию не показывая свои чувства, но между собой они говорят то, что переживают. “Как люди могут так истязать своих родных?”, - вопрос, который преследует многих врачей. Я подозреваю, что вынужденное причинение страданий пациентам по желанию семей - одна из причин выского процента алкоголизма и депрессии среди медработников по сравнению с другими профессиями. Для меня лично это была одна из причин, по которой последние десять лет я не практикую в стационаре.

Что случилось? Почему врачи прописывают лечение, которое они бы никогда не прописали сами себе? Ответ, простой или не очень - пациенты, врачи и система медицины в целом.

Чтобы лучше представить какую роль играют сами пациенты, представьте себе следующую ситуацию. Человек потерял сознание, и его привезли по скорой в больницу. Никто не предвидел такого сценария, поэтому заранее не было оговорено что делать в таком случае. Это очень распостраненная ситуацию. Родственники напуганы, потрясены и путаются в бесчисленном числе разнообразных вариантов лечения. Голова идет кругом. Когда врачи спрашивают “Хотите ли вы, чтобы мы “сделали все”?”, - родные говорят “да”. И начинается ад. Иногда семья на самом деле хочет “сделать все!, но чаще всего они просто хотят, чтобы было сделано все в разумных пределах. Проблема заключается в том, что обыватели часто не знают что разумно, а что нет. Запутавшиеся и скорбящие они могут и не спросить или не услышать, что говорит врач. А врачи, которым было велено “сделать все”, будут делать все, разумно это или нет.

Такие ситуации случаются спошь и рядом. Ситуация еще больше усугубляется тем, что у людей есть нереалистичные ожидания о том, что могут сделать врачи. Многие думают, что искусственный массаж сердца - надежный способ реанимации, хотя большинство людей все равно умирают или же выживают глубокими инвалидами. Я принял сотни пациентов, которых привозили ко мне в больницу после реанимации искусственным массажем сердца. Лишь один из них, здоровый мужчина со здоровым сердцем, вышел из больницы своими ногами. Если пациент серьезно болен, стар, у него смертельная болезнь, вероятности хорошего исхода реанимации почти что не существует, при этом вероятность страданий почти что 100%. Нехватка знаний и нереалистичные ожидания приводят к плохим решениям о лечении.

Конечно же, не только пациенты виноваты в сложившейся ситуации. Врачи делают бесполезное лечение возможным. Проблема заключается в том, что даже врачи, которые ненавидят тщетное лечение, вынуждены удовлетворять желания пациентов и их родстввенников. Представьте снова травмапункт в больнце. Родственники рыдают и бьются в истерике. Они впервые видят врача. Для них он полный незнакомец. В таких условиях крайне сложно наладить доверительные отношения между врачом и родными пациента. Люди склонны заподозрить врача в нежелании возиться со сложным случаем, экономии денег или своего времени, особенно, если врач не советует продолжать реанимацию.

Не все врачи умеют разговаривать с пациентами на доступном и понятном языке. У кого-то это получаетя лучше, у кого-то хуже. Некоторые врачи более категоричны. Но все врачи сталкиваются с похожими проблемами. Когда мне нужно было объяснять родственникам больного о различных вариантах лечения перед смертью, я как можно раньше рассказывал им только о тех возможностях, которые были разумны в данных обстоятельствах. Если родные предлагали нереалистичные варианты, я простым языком доносил до них все отрицательные последствия такого лечения. Если семья все же настаивала на лечении, которое я считал бессмысленным и вредным, я предлагал перевести их в ведение другого врача или больницы.

Нужно ли мне было быть более настойчивым, убеждая родстенников не лечить смертельного больных пациентов? Некоторые из случаев, когда я отказался лечить пациента и передал их другим врачам, до сих пор преследуют меня. Одна из моих любимых пациенток была юристом из знаменитого политического клана. У нее была тяжелая форма диабета и ужасное кровообращение. У нее на ноге появилась болезненная рана. Я пытался сделать все, чтобы избежать госпитализации и операции, понимая насколько опасны больницы и хирургическое вмешательство для такой пациентки. Она все же пошла к другому врачу, которого я не знал. Тот врач почти что не знал историю болезни этой женщины, поэтому он решил прооперировать ее - шунтировать тробмозные сосуды на обеих ногах. Операция не помогла восстановить кровоток, а послеоперационные раны не заживали. На ступнях пошла гангрена, и женщине ампутировали обе ноги. Две неделе спустя она умерла в знаменитой больнице, где ее полечили.

Было бы слишком лишко указать пальцем на пациентов и врачей, когда часто и врачи, и пациенты становятся жертвами системы, которая поощраяет чрезмерное лечение. В некоторых печальных случаях врачи просто получают плату за каждую процедуру, которую они делают, поэтому они делают все, что можно, невзирая на то поможет это пациенту или навредит, просто с целью заработать побольше. Намного чаще все же, врачи боятся, что семья пациента будет их судить, поэтому они делают все, что просит семья, не выражая своего мнения родным пациента, чтобы не было никаких проблем.

Даже если человек заранее подготовился и подписал нужные бумаги, где высказал свои предпочтения о лечении перед смертью, система все равно может сожрать пациента. Одного из моих пациентов звали Джек. Джеку было 78 лет, он болел в течение многих лет и пережил 15 серьезных операций. После всех перепетий Джек совершенно уверенно предупредил меня, что никогда ни при каких обстоятельствах он не хочет оказаться на аппаратах искусственного дыхания. И вот, однажды в субботу, у Джека случился инсульт. Его доставили в больницу в бессознательном состоянии. Жены Джека не было с ним. Врачи сделали все возможное, чтобы его откачать, и перевели в реанимацию, где подключили к аппарату искусственного дыхания. Джек боялся этого больше всего в жизни! Когда я добрался до больницы, я обсудил пожелания Джека с персоналом и его женой. На основании моих документов, составленных с участием Джека, я смог отключить его от аппаратуры, поддерживающей жизнь. Потом я просто сел и сидел с ним. Через два часа он умер.

Несмотря на то, что Джек составил все нужные документы, он все равно умер не так, как хотел. Система вмешалась. Более того, как я узнал позже, одна из медсестер накляузничала на меня за то, что я отключил Джека от аппаратов, а значит совершил убийство. Т.к. Джек заранее прописал все свои пожелания, мне ничего не было. Но все же угроза полицейского расследования вселяет ужас в любого врача. Мне было бы легче оставить Джека в больнице на аппаратуре, что было явно против его желания, продлевая его жизнь и страдания еще на несколько недель. Я бы даже заработал побольше деньжат, а страховая компания Медикер получила бы счет на дополнительные $500,000. Неудивительно, что врачи склонны перелечивать.

Но себя врачи все же не перелечивают. Они ежедневно видят последствия чрезмерного лечения. Почти что каждый человек может найти способ мирно умереть дома. У нас есть множество возможностей облегчить боль. Хосписный уход помогает смертельно больным любям провести последние дни жизни комфортно и достойно, вместо того, чтобы страдать от напрасного лечения. Поразительно, что люди, за которыми ухаживает хоспис, живут дольше, чем люди с такими же болезнями, которых лечат в больнице. Я был приятяно поражен, когда услышал по радио, что известный журналист Том Викер “умер мирно дом в окружении семьи”. Такие случаи, слава богу, встречаются все чаще.

Нескольько лет назад у моего старшего двоюродного брата Торча (torch - фонарь, горелка; Торч родился дома при свете горелки) случилась судорога. Как оказалось впоследствие, у него был рак легких с метастазами в мозг. Я договорился с разными врачами, и мы узнали, что при агрессивном лечении его состояния, что означает три-пять визитов в больницу для химиотерапии, он проживет около четырех месяцев. Торч решил не лечиться, переехал жить ко мне и только принимал таблетки от набухания мозга.

Следующие восемь месяцев мы жили в свое удовольствие, прямо как в детстве. Впервые в жизни съездили в Диснейленд. Сидели дома, смотрели спортивные передачи и ели то, что я готовил. Торч даже поправился на домашних харчах, а не больничной еде. Его не мучали боли, а расположение духа было боевым. Однажды он не проснулся. Три дня он спал как в коме, а потом умер. Стоимость медицинского ухода в течение восьми месяцев - около 20 долларов. Стоимость таблеток, которые он принимал.

Торч не был врачом, но он знал, что хотел жить, а не существовать. Не все ли мы хотим этого же? Если и существует супер-пупер уход за умирающими, то это достойная смерть. Что касается меня лично, то мой врач оповещен о моих пожеланиях. Никакого героизма. Я тихо уйду в ночь. Как мой наставник Чарли. Как мой двоюродный брат Торч. Как мои коллеги врачи.

Удивительный, подтвержденный статистикой факт: во время крупных забастовок врачей пациенты меньше болеют, а смертность снижается почти в 2 раза! Это уникальное явление на протяжении XX века не раз удивляло современников - например, во время забастовок врачей Боготы, Израиле, Лос-Анджелеса и др. Чем меньше врачи вмешиваются в здоровье людей, тем оно крепче, тем дольше живут люди. Во время забастовок люди прекрасно обходились без операций, без дорогостоящего лечения, без госпитализации и без лекарств. И это давало им больше шансов на выживание - поразительно!

Но почему?

Клятва Гиппократа давно перестала быть чем-то святым для врачей. И целью врачей давно перестало быть здоровье человека. Вы не задумывались: почему в современном мире, при нынешнем уровне развития науки и технологий, люди по-прежнему продолжают умирать от болезней? Причем не все - «сильные мира сего» живут, как правило, довольно долго. Ответ прост: медицина давно ушла с поста служения людям в обычный бизнес, а бизнесу требуются клиенты. Без клиентов бизнес умрет. Клиенты медицинского бизнеса - больные люди, не здоровые. И цель медицины как бизнеса - увеличение числа больных людей и уменьшение числа здоровых.

Ужасная правда современного мира такова: врачам даны мощнейшие инструменты, с помощью которых они могли бы навсегда избавить человечество от болезней, но они используют эти инструменты, чтобы сделать людей навечно больными, а от неплатежеспособных - избавиться. Жестоко? Это бизнес, а бизнес жесток.

Первое правило медицины: лечить только симптомы

Фармацевтические компании располагают баснословными ресурсами, которые вкладывают в исследования. Они знают, как лечить все болезни, которые мучают нас - от ангины до рака. Но они не производят лекарства, которые лечили бы болезни - им это невыгодно. Лекарства, которые попадают на прилавки аптек, выполняют две функции: устраняют ненадолго симптомы и продлевают течение болезни, а в идеале - провоцируют новые болезни. Таблетки от головной боли портят желудок. Средство от температуры убивает печень. Антибиотики выжигают напалмом все живое в организме. Анальгетики вызывают привыкание.

Самые «лучшие» с точки зрения врачей болезни - те, которые:

1. приносят большие страдания человеку и делают невозможной его полноценную жизнь;
2. могут привести к летальному исходу.

Ни один здравомыслящий медик не будет лечить такую болезнь, напротив, он приложит все усилия, чтобы она длилась как можно дольше, чтобы она была неизлечимой, чтобы она прогрессировала. Человек, боящийся смерти или инвалидности, отдаст врачам любые деньги - проверено. Бессмысленные операции, опасные таблетки, курсы терапии, снимающие симптомы и ускоряющие внутренние болезненные процессы в организме - у врачей много методов, которые направлены на одно: вы не должны быть здоровым.

Второе правило медицины: нет болезни - придумай ее

То, что раньше лечили кефиром и простоквашей, сейчас лечат дорогими комплексами бифидобактерий. Если раньше, всего каких-то 50-70 лет назад, человек при переутомлении или депрессии отправлялся на дачу, на морской курорт, в профилакторий, старался высыпаться и правильно питаться, то сейчас его «садят» на мощные антидепрессанты, прекратить прием которых - значит испытать сильнейшую «ломку». Полвека назад гиперактивного ребенка отводили в спортивную секцию, теперь - к психотерапевту.

За последние несколько десятков лет медицина «подарила» нам столько болезней, что их потенциала фармацевтическим компаниям хватит надолго. И речь не только о «придуманных» болезнях, которых на самом деле нет. Гораздо страшнее, что нас намеренно травят. Ради бизнеса в медицине выводятся новые вирусы и бактерии - заговор врачей и фармацевтических компаний гласит: люди должны болеть во что бы то ни стало. Болеть сильно, больно, смертельно, опасно. Только так они будут отдавать свои деньги. А куда смотрит правительство? Правительству выгодно: медицинский заговор позволяет держать людей в страхе и незаметно избавляться от неплатежеспособных и неработоспособных (то есть от бесполезных) людей. Очень удобно, не так ли?

Правило медицины номер три: нашел лекарство - уничтожь его

Лекарство от рака существует. ВИЧ излечим. Прививки от эболы были созданы в России еще при Советском Союзе. Но никто никогда не позволит этим лекарствам и прививкам выйти «в массы». Потому что здоровые люди не нужны врачам. Вся правда о медицине такова - врачи лечат, но не вылечивают, потому что здоровый человек не платит им денег.

Будьте бдительны, зная всю правду о врачах, не позволяйте калечить себя!

Залог здоровья - не таблетки, а правильный образ жизни, режим, спорт и позитивный настрой и любовь к жизни!

Если же Вы заболели, сначала обратитесь внутрь себя, чтобы осознать , которая находится ВНУТРИ Вас, а потом уже задумайтесь о лечении.

Вся правда о врачах:

Вся правда о фармкомпаниях:

Вся правда о лекарствах:

Я, например, не имею ни одной таблетки у себя дома, потому что просто не нуждаюсь в них. Занимаюсь спортом, нормально питаюсь, хорошо отдыхаю, занимаюсь любимым делом.

А вы как относитесь к врачам и таблеткам? Стараетесь ли Вы избегать их? Расскажите об этом в комментариях ниже!

Я просто в шоке от врачей в районных поликлиниках. Когда родился сынок -Я в 2 месяца стала говорить о том, чтобы мне дали направление на нейросонограмму, на УЗИ внутренних органов(т.к прекрасно знаю, что существует Приказ Минздрава, где говорится о том, что любому ребенку обязательно в 2 месяца должны сделать БЕСПЛАТНО, по направлению нейросонограмму, УЗИ всех внутренних органов, чтобы исключить патологию). На меня педиатр удивленно подняла глаза и спросила:«А у вас есть проблемы?». Я говорю: «Не знаю, я не могу просветить живот ребенка и увидеть, в порядке ли у него внутренние органы». А она мне:«Мы даем направление, если есть проблемы». Смешно! А не логично ли сделать УЗИ ДО наступления проблем, известно, что лучше предупредить, чем лечить. Но спорить с ней было бесполезно – она стала рассказывать мне, как долго она работает, как трудно ей приходится, как она наклейки разные на наши истории болезни клеит – ДЛЯ КРАСОТЫ (мне честно говоря, наплевать на ее каторжный труд по наклейке рисуночков на истории), а мы такие «все плохие» делаем замечания о том, что не делаются анализы для детей. Последняя фраза была оригинальна:«Вы же не хотите за деньги идти делать...». От такой наглости и слов не хватает – а почему мы обязаны это делать за деньги (которые пойдут в ваш карман – когда вы дадите мне талончик на анализ, ХОТЯ этот талончик обязана выдавать БЕСПЛАТНО), почему – когда есть нормативный акт, регламентирующий наше право на бесплатное проведение соответствующих анализов????? Когда я пошла к нервопатологу и тоже ей намекнула на то, что, может, стоит нейросонограмму сделать – она сказала:«У вас – нет показаний». Ну нет – так нет. И так «их не было» до сегодняшнего дня (а сыну уже 6, 5 месяцев). Но я стала наблюдать очевидные отклонения в развитии ребенка, которые врачи в поликлинике НЕ ВИДЕЛИ. У меня ребенок не опирается на ножки ВООБЩЕ, у него – каждый раз срыгивания, у нег – горячая голова и сильно пульсирует родничек (что свидетельствует о давлении), у него – всегда мокрые, влажные ножки и т.п. Я решила пойти к ПЛАТНОМУ нервопатологу (у которого лечила дочку, она мне тогда понравилась). И я была просто в шоке от того, что она мне сказала. Она стала говорить о том, что я должна была прийти гораздо раньше, что уже так запущено, что для районных педиатров – в основном всегда все хорошо, работать не хотят. А когда она услышала, что мы еще НИ РАЗУ не делали нейросонограмму, то тут уже она была в шоке. Она просто поверить не могла, что врачи не видят проблем и не дают направление на анализ, хотя ОБЯЗАНЫ по закону это сделать. Она сразу направила сделать нейросонограмму. И выяснилось: у нас не только давление (это уже мелочи!), у нас – расширены желудочки, признаки внутриутробной гипоксии, у нас – много жидкости какой-то (я не особо разбираюсь, какой именно), вообщем – целый букет… Кроме того, ребенок выгибает ступню (и врач сказала, что возможно даже парофиновые накладки надо будет делать). Вот такой «здоровый» у меня сынок по мнению районных педиатра и невролога. Она назначила нам обширное лечение, ребенка колоть надо будет 20 дней, а после этого – еще лечиться, в общем – 2 месяца лечений, а потом – еще видно будет. И врач сказала, что хорошо, что хоть сейчас пришли, позже – могли быть уже необратимые последствия! Я рассказала мужу, а он стал кричать, чтобы я шла в поликлинику и подняла так хипиш, что, мол, так относятся к ребенку, это подсудное дело! А я не знаю, что делать. Знаю, что все равно ничего не добьюсь(один в поле – не воин). Знаю, что только нервы потреплю себе, но ничего им не докажу, врачи – не тот народ, которым можно что-то доказать. Знаю, что нам еще там наблюдаться надо будет и после скандала – как это может отразиться на ребенке? Они вообще на нас забъют. А муж говорит, что если я не пойду, он сам пойдет, что нельзя так это оставлять, что они совсем обарзели уже. Я тоже понимаю, что они – просто обнаглели, что такое врачебное бездействие и равнодушие – губит детей, ведь до года есть возможности исправить многие болезни и отклонения, а после года – многое уже нельзя исправить. И прихожу к выводу, что к таким врачам даже страшно ходить, они – не лечат, а калечат! Если пойдешь к платному врачу – то этот врач заинтересован в тебе, все расскажет -все покажет, а эти врачи (в районных поликлиниках) – ни в чем не заинтересованы, она (моя районная педиатр) только сидит и жалуется мне, что у нее маленькая зарплата. Да не устраивает – уходи, иди работай в частных медицинских центрах (только ее туда не возьмут – слишком «образованная „) – почем претензии по своей зарплате предъявлять нам???? Мы в чем виновваты??? Может, нам рассказать ей наши жизненные проблемы, может тоже пожаловаться на нехватку денег… Я который раз убеждаюсь, что легче для себя пойти к платному врачу – все равно в итоге сэкономишь и время, и деньги. А я в итоге тянула – тянула, дотянула до 6 месяцев, все думала – мне кажется, что в ребенке что-то не так, врачи ведь говорят, что все, мол, нормально – им же видней!!! А оказывается им не видней, им просто НАПЛЕВАТЬ!

Пообщался с врачами - киллерами. У них в сообществе - переполох ни о чём. Не хотят лечить в своих больницах кормильцев периферических больниц - бомжей. С помощью этих бомжей многие отделения всегда могли сделать план по койко - дню, между прочим.
Зная настроения коллег, прикинул, кого ещё мы не хотим лечить.

Не хотим лечить алкоголиков и наркоманов. Опасно, боязно, грязно, денег не несут. Тех, кто «не несёт» и наркологи лечить не хотят.
Не лечим без полисов. Не хотим лечить старых. Всё равно им по сроку уже умирать пора. И характер у большинства сволочной и, опять же - денег не несут.

Детей лечить « в лом». Всё у детей не так. Мамашки нервы портят, денег не дают. Направляем в центр, к корифеям по детским чрезвычайностям. А лечение у корифеев дорого. Не всякий фонд столько бабок соберёт.

Онкологи рак лечить по полной программе не умеют и не хотят. Химиотерапия таких денег стоит! На подношения онкологом ничего не остаётся. Дай онкологу! Может хоть с обезболивающим тебе поможет - умрешь под кайфом.

Вот интересно, все эти фонды и на взятки врачам деньги выделяют? Надо что бы выделяли, а то будет как с родовыми сертификатами.
Акушерам, какая от этих сертификатов польза? Сертификат сертификатом, а за роды денежку лучше дать родовосприемнику.

От одного онколога слышал такое: «Если мы научимся лечить онкологию - человечество погибнет.

Сейчас ведь как? Человек не должен быть бессмертным, а основные механизмы смерти человека - это сердечнососудистые заболевания и рак. Увернется какой нибудь старикан от инфаркта и вознамерится жить до ста лет, что природе противно, а тут - на тебе - РАК!
Как сказал Давыдовский: « На каждого старика есть свой рак».

Ведь если мы научимся излечивать рак, стариков станет так много, что их будет не прокормить. Квартиры освобождаться не будут. Транспорт на одних льготных перевозках - разорится. Врачей станет не хватать: представляешь, какие очереди будут в поликлиниках и аптеках? Постепенно всё население поделится на врачей, больных стриков и аптекарей. Может существовать такое общество? Полный краха экономики и жизни на Земле»

Такой вот мудрый онколог.

Что мы ещё не хотим лечить? Не хотим лечить, как поликлинические врачи. Не престижно. Но и тем, что престижно и требует труда и самоотдачи, мы тем более заниматься не хотим: после сложных операций больные могут умереть. Что ж тогда, отдавать принесённые деньги?

Поэтому так мало нейрохирургов, кардиохирургов, врачей занимающихся ожогами, фтизиатров, реаниматологов. В эти профессии идут совсем тупые, те, кто не смог стать медпредом фармфирмы, администратором, пластическим жирососом, стоматологом, врачом в частном санатории и т.п.

Неврологи не хотят лечить инсульты согласно гайдлайнам: нет дураков возится, с дурно пахнущими стариками. Неврологи ушли в хировые практики и иглорефлексотерапевты.

Психиатры не любят лечить шизофреников. Те и умнее их и вылечиваться не хотят. Психиатры косяками уплыли в болтуны психотерапевты. Не любим лечить женщин 45 - 50 лет: невыносимые климактерички. Начальников лечить плохо - могут наказать.
Гегемона лечить невыносимо - тупое и грубое хамло. Коллег лечить противно: «Нету хуже сволочей, чем больные из врачей».

Самим себя лечить - дурной тон и непрофессионально, но что делать, если единственный профессионал на всю больницу - именно Вы? С удовольствием мы бы полечили чистенькую девушку - блондинку 16-20 лет с неопасными болями в низу живота. Столько возможностей для сбора анамнеза morbid et vitae и пальпации, пальпации...

Да. Стало быть лучше у нас не лечится. Берите деньги (всё - таки их!) и езжайте в Израиль, Германию, США. А взятку дайте чиновнику, который Вас туда направит.